Фукс, который Фокс.

20.05.2009

Самое лучшее время в армии я провёл на вышке Митвахим 24 с М-16 и полным боекомплектом и в армейской тюрьме номер 4. Это было не только замечательнейшее время в армии, но и одно из чудеснейших в жизни. За это мировозрение в тюрьме меня побаивались, а люди с большими сроками часто бурчали вслед. Единственный чувак в нашей палатке, который разделял моё радостное отношение к тюрьме был хабадник Ицхак, который приехал из Канады, чтобы посидеть месяцев 8, так как иначе он не мог продлить заганпаспорт и следовательно продлить визу. Он же и дал мне совет не выражать моё воодушевление публично. О нашей палатке и распределении ролей завхоза, манагера, и ентертемена расскажу потом. Изхак был у нас снабженцем-контрабандистом, пронося сигареты под таласом (я таскал пачки в трусах), я же, использовавший время для сна и записей о поездке на Синай, видимо Диогеном, а надо сказать кормили отвратно.
Между тем, хочу заметить, что период нулевой ответственности, ограниченный четкими сроками, даёт ощущение лёгкости и свободы.
В соседней тюремной палатке как то появился москвич по фамилии Фукс. Вернее его так звали охранники. Сам себя он завл Фоксом, объясняя, что несколько лет назад по приезде в Израиль принял новую фамилию героя любимого сериала. В Израиле разницу между вавом с точкой сверху и точкой сбоку в печатном виде в документах не наблюдают по причине отсутствия точек, и Фокс преобразовался в прекрасную еврейскую фамилию Фукс.
Молодой человек в роговых очках, рыхлой бледной кожей и большим пузом был неопределенного возраста.
Фокс/Фукс реально не говорил на иврите и не мог понять, за что его взяли в аэропорту и привезли в тюрьму (“Здесь тебе не Россия, здесь ты должен служить”).
Очень скоро он стал похож на классического фрица из фильмов: ходил в семейных трусах, без майки, с огромным золотым крестом на бледном, жирном и дряблом пупе, и платочком повязанным на голову с уголками.
Однажды в тюрьму приехал главный начальник по нашему военному округу. Всех построили. И позвали Фокса. Фукс прилетел на плац именно в том виде, в каком всегда ходил, в ту минуту он стирал носки их он и прихватил. Вылетел перед строем, пал пред высшим офицером на колени и стал истово креститься, бормоча что-то на русском. В тот офицеры армейской полиции почти поголовно могли попасть в соседний отряд: улыбки до ушей читались по ушам даже на развернутых в сторону головах. На несчастных начальника тюрьмы и его начальника было больно смотреть, потуги сдержать хохот не выдав себя даже улыбкой вызвали жуткие гримасы.